Неточные совпадения
«Да нынче что? Четвертый абонемент… Егор с женою там и мать, вероятно. Это значит —
весь Петербург там. Теперь она вошла,
сняла шубку и вышла на свет. Тушкевич, Яшвин, княжна Варвара… — представлял он себе — Что ж я-то? Или я боюсь или передал покровительство над ней Тушкевичу?
Как ни смотри — глупо, глупо… И зачем она ставит меня в это положение?» сказал он, махнув
рукой.
Самгин сел, пытаясь
снять испачканный ботинок и боясь испачкать
руки. Это напомнило ему Кутузова. Ботинок упрямо не слезал с ноги, точно прирос к ней. В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол. Не хотелось видеть человека,
все равно —
какого.
Сидя на скамье, Самгин пытался
снять ботики, они
как будто примерзли к ботинкам, а пальцы ног нестерпимо ломило. За его усилиями наблюдал, улыбаясь ласково, старичок в желтой рубахе. Сунув большие пальцы
рук за [пояс], кавказский ремень с серебряным набором, он стоял по-солдатски, «пятки — вместе, носки — врозь»,
весь гладенький, ласковый, с аккуратно подстриженной серой бородкой, остроносый, быстроглазый.
Теперь она собиралась ехать
всем домом к обедне и в ожидании, когда
все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив
руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты,
как входили и выходили люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая зеркала,
снимая чехлы с мебели.
После завтрака
все окружили Райского. Марфенька заливалась слезами: она смочила три-четыре платка. Вера оперлась ему
рукой на плечо и глядела на него с томной улыбкой, Тушин серьезно. У Викентьева лицо дружески улыбалось ему, а по носу из глаз катилась слеза «с вишню»,
как заметила Марфенька и стыдливо
сняла ее своим платком.
«Меланхолихой» звали какую-то бабу в городской слободе, которая простыми средствами лечила «людей» и
снимала недуги
как рукой. Бывало, после ее леченья, иного скоробит на
весь век в три погибели, или другой перестанет говорить своим голосом, а только кряхтит потом
всю жизнь; кто-нибудь воротится от нее без глаз или без челюсти — а
все же боль проходила, и мужик или баба работали опять.
Потом лесничий воротился в переднюю,
снял с себя
всю мокрую амуницию, длинные охотничьи сапоги, оправился, отряхнулся,
всеми пятью пальцами
руки,
как граблями, провел по густым волосам и спросил у людей веничка или щетку.
— Может, прикажете сельтерской воды или нашатырного спирту…
весь хмель
как рукой снимет.
Он опять выхватил из кармана свою пачку кредиток,
снял три радужных, бросил на прилавок и спеша вышел из лавки.
Все за ним последовали и, кланяясь, провожали с приветствиями и пожеланиями. Андрей крякнул от только что выпитого коньяку и вскочил на сиденье. Но едва только Митя начал садиться,
как вдруг пред ним совсем неожиданно очутилась Феня. Она прибежала
вся запыхавшись, с криком сложила пред ним
руки и бухнулась ему в ноги...
— Ну, посуди, Лейба, друг мой, — ты умный человек: кому,
как не старому хозяину, дался бы Малек-Адель в
руки! Ведь он и оседлал его, и взнуздал, и попону с него
снял — вон она на сене лежит!.. Просто
как дома распоряжался! Ведь всякого другого, не хозяина, Малек-Адель под ноги бы смял! Гвалт поднял бы такой,
всю деревню бы переполошил! Согласен ты со мною?
—
Все равно,
как не осталось бы на свете ни одного бедного, если б исполнилось задушевное желание каждого бедного. Видите,
как же не жалки женщины! Столько же жалки,
как и бедные. Кому приятно видеть бедных? Вот точно так же неприятно мне видеть женщин с той поры,
как я узнал их тайну. А она была мне открыта моею ревнивою невестою в самый день обручения. До той поры я очень любил бывать в обществе женщин; после того, —
как рукою сняло. Невеста вылечила.
Едва Верочка разделась и убрала платье, — впрочем, на это ушло много времени, потому что она
все задумывалась:
сняла браслет и долго сидела с ним в
руке, вынула серьгу — и опять забылась, и много времени прошло, пока она вспомнила, что ведь она страшно устала, что ведь она даже не могла стоять перед зеркалом, а опустилась в изнеможении на стул,
как добрела до своей комнаты, что надобно же поскорее раздеться и лечь, — едва Верочка легла в постель, в комнату вошла Марья Алексевна с подносом, на котором была большая отцовская чашка и лежала целая груда сухарей.
Однажды привиделся ему сон. Стоит будто он в ангельском образе, окутанный светлым облаком; в ушах раздается сладкогласное ангельское славословие, а перед глазами присносущий свет Христов горит…
Все земные болести с него
как рукой сняло; кашель улегся, грудь дышит легко,
все существо устремляется ввысь и ввысь…
— А вы наливочки, матушка, — предлагал Ермилыч. —
Весь устаток
как рукой снимет. Эй, Вахрушка, сорудуй насчет наливки!
Уже в начале рассказа бабушки я заметил, что Хорошее Дело чем-то обеспокоен: он странно, судорожно двигал
руками,
снимал и надевал очки, помахивал ими в меру певучих слов, кивал головою, касался глаз, крепко нажимая их пальцами, и
всё вытирал быстрым движением ладони лоб и щеки,
как сильно вспотевший. Когда кто-либо из слушателей двигался, кашлял, шаркал ногами, нахлебник строго шипел...
— Ах, сестричка Анна Родивоновна: волка ноги кормят. А что касаемо того, что мы испиваем малость, так ведь и свинье бывает праздник. В кои-то годы Господь счастья послал… А вы, любезная сестричка, выпейте лучше с нами за конпанию стаканчик сладкой водочки.
Все ваше горе
как рукой снимет… Эй, Яша, сдействуй насчет мадеры!..
Едва мать и отец успели
снять с себя дорожные шубы,
как в зале раздался свежий и громкий голос: «Да где же они? давайте их сюда!» Двери из залы растворились, мы вошли, и я увидел высокого роста женщину, в волосах с проседью, которая с живостью протянула
руки навстречу моей матери и весело сказала: «Насилу я дождалась тебя!» Мать после мне говорила, что Прасковья Ивановна так дружески, с таким чувством ее обняла, что она ту же минуту
всею душою полюбила нашу общую благодетельницу и без памяти обрадовалась, что может согласить благодарность с сердечною любовью.
Катишь почти знала, что она не хороша собой, но она полагала, что у нее бюст был очень хорош, и потому она любила на себя смотреть во
весь рост… перед этим трюмо теперь она
сняла с себя
все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать себе на голову цветы, и при этом так и этак поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала
руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась,
как солдат, и, ударив себя по лядвее
рукою, начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней были некоторые солдатские наклонности.
— Э, батюшка, нам с вами вдвоем
всего на свой лад не переделать! — отвечает мне тот же изобретатель растительной мази, — а вот лучше выпьем-ка водочки, закусим селедочкой да сыграем пулечку в вистик: печаль-то
как рукой снимет!
Шифель (которою
все туловище находится сзади князя, а голова выдалась вперед). Точно так-с, ваше сиятельство, опасного тут ничего нет; две-три пилюлечки в день, и
все как рукой снимет-с.
Рассказчик умолк и поник головою. Его никто не тревожил; казалось,
все были проникнуты уважением к святой скорби его последних воспоминаний; но прошла минута, и Иван Северьяныч сам вздохнул,
как рукой махнул;
снял с головы свой монастырский колпачок и, перекрестясь, молвил...
Обезумевший Калинович бросился к ней и, схватив ее за
руки, начал ощупывать,
как бы желая убедиться, не привидение ли это, а потом между ними прошла та немая сцена неожиданных и радостных свиданий, где избыток чувств не находит даже слов. Настенька, сама не зная, что делает,
снимала с себя бурнус, шляпку и раскладывала
все это по разным углам, а Калинович только глядел на нее.
Санин проворно
снял сюртук с лежавшего мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки — и, вооружившись щеткой, начал изо
всех сил тереть ему грудь и
руки. Панталеоне так же усердно тер другой — головной щеткой — по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась на колени возле дивана и, схватив обеими
руками голову, не мигая ни одной векою, так и впилась в лицо своему брату. Санин сам тер — а сам искоса посматривал на нее. Боже мой!
какая же это была красавица!
А вернешься домой — и, глядишь,
все твои недуги
как рукой сняло, без всяких бобковых мазей и перувианских бальзамов.
Я воскрес, смотрю на сверкающее солнце и сам не верю. Открываю, нюхаю. И
всю усталость,
весь ужас пережитого
как рукой сняло. Я никогда и ничему так не радовался,
как этой табакерке. Это был подарок моего отца.
— И странное дело! — заключил он, — сколько бы раз ни был человек под судом, а к нам, поступит —
все судимости разом
как рукой с него
снимет?
— Часто мы видим, что люди не только впадают в грех мысленный, но и преступления совершают — и
всё через недостаток ума. Плоть искушает, а ума нет — вот и летит человек в пропасть. И сладенького-то хочется, и веселенького, и приятненького, а в особенности ежели женский пол…
как тут без ума уберечись! А коли ежели у меня есть ум, я взял канфарки или маслица; там потер, в другом месте подсыпал — смотришь, искушение-то с меня
как рукой сняло!
Как будто с нее
сняли все покровы до последнего и всенародно вывели ее обнаженною;
как будто
все эти подлые дыхания, зараженные запахами вина и конюшни, разом охватили ее;
как будто она на
всем своем теле почувствовала прикосновение потных
рук, слюнявых губ и блуждание мутных, исполненных плотоядной животненности глаз, которые бессмысленно скользят по кривой линии ее обнаженного тела, словно требуют от него ответа: что такое «la chose»?
Ест попик торопливо, нож, вилку — роняет, хлеб крошит, шарики вертит из мякиша и лепит их по краю тарелки, а попадья молча
снимает их длинными пальцами и
всё время следит за ним,
как мать за ребёнком, то салфетку на шее поправит, то хлеб подсунет под
руку, рукав ряски завернёт и —
всё молча.
Настал какой-то волшебный рай, в котором царствовало безмерное и беспримесное блаженство. Прежде он нередко бывал подвержен приливам крови к голове, но теперь и эту болезнь
как рукой сняло.
Вся фигура его приняла бодрый и деятельный вид, совершенно, впрочем, лишенный характера суетливости, а выражавший одно внутреннее довольство. Когда он шел по улице, приветливый взгляд его, казалось, каждому говорил: живи! И каждый жил, ибо знал, что начальством ему воистину жить дозволено.
Софья Алексеевна поступила с почтмейстером точно так,
как знаменитый актер Офрен — с Тераменовым рассказом: она не слушала
всей части речи после того,
как он вынул письма; она судорожной
рукой сняла пакет, хотела было тут читать, встала и вышла вон.
Как только молодой парень исчез за откосом лощины, старик
снял шапку, опустился с помощью дрожащих
рук своих на колени и, склонив на грудь белую свою голову,
весь отдался молитве.
Далеко оно было от него, и трудно старику достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы,
как раздавленная ящерица по острым камням, и когда достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда —
как после догадывались люди — встал на колени старик, посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за
всех людей, одинаково чужих ему,
снял с костей своих лохмотья, положил на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес касается краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать
рукой.
Уверяю вас, что не успеете вы формулировать ваш вопрос,
как всю вашу обиду
как рукой снимет.
— Запоминайте лица, костюмы, походку людей, которые будут приходить в эту квартиру. Людей, похожих друг на друга, — нет, каждый имеет что-нибудь своё, вы должны научиться сразу поймать это своё в человеке — в его глазах, в голосе, в том,
как он держит
руки на ходу,
как, здороваясь,
снимает шапку. Эта служба прежде
всего требует хорошей памяти…
— А я к вам! — начал он, крепко, по-студенчески, пожимая мне
руку. — Каждый день слышу про вас и
все собираюсь к вам потолковать,
как говорится, по душам. В городе страшная скука, нет ни одной живой души, не с кем слово сказать. Жарко, мать пречистая! — продолжал он,
снимая китель и оставаясь в одной шелковой рубахе. — Голубчик, позвольте с вами поговорить!
—
Как же, братец!
Как рукой сняло! И теперь еще здоровехонек… А, голубчик! — закричал Ижорской, увидя входящего старосту. — Поди-ка сюда! Так-то ты выполняешь мои приказания? Отчего не
вся барщина в саду?
И здоровенные эти двоеданы, а
руки —
как железные. Арефа думал, что и жив не доедет до рудника. Помолчит-помолчит и опять давай молиться вслух, а двоеданы давай колотить его. Остановят лошадь,
снимут его с телеги и бьют, пока Арефа кричит и выкликает на
все голоса. Совсем озверел заводский народ… Положат потом Арефу замертво на телегу и сами же начнут жаловаться...
—
Все, батюшка милый,
все, — пела бабочка сдобным голосом, — дай вам бог здоровья за эти капли… полбаночки —
как приехала, а полбаночки —
как спать ложиться.
Как рукой сняло…
Знахарка вошла, шептала над страждущим, плевала, лизала его, умывала и, намешав толченого угля с водою, дала ему выпить эту воду,
все продолжая шептать.
Все мы уверяли, что с больного
как рукою сняло бешенство, и мы выпустили его.
— Поди мне большой лопух сорви, — и
как парень от него отвернулся, он
снял косу с косья, присел опять на корточки, оттянул одною
рукою икру у ноги, да в один мах
всю ее и отрезал прочь. Отрезанный шмат мяса величиною в деревенскую лепешку швырнул в Орлик, а сам зажал рану обеими
руками и повалился.
Она пела шёпотом романс за романсом,
всё больше о любви, разлуке, утраченных надеждах, и воображала,
как она протянет к нему
руки и скажет с мольбой, со слезами: «Пименов,
снимите с меня эту тяжесть!» И тогда, точно грехи ей простятся, станет на душе легко, радостно, наступит свободная и, быть может, счастливая жизнь.
Когда б ты захотел туда
Поехать сам —
все снял бы
как рукою.
Фотограф вновь показывает на экране последнюю картину, на этот раз в том виде,
как он ее
снимал.
Всем сразу становится ясно, что не Пикколо держал слона на
руках, а слон держал его на спине, когда он встал на нее вверх ногами… С галерки слышен недовольный бас...
—
Как не ехать? Нельзя не ехать. Я за зиму-то в Залупске отеку, а летом,
как за границей вроде арестанта побудешь —
весь отёк с тебя
как рукой снимет. Вот и генерал с нами… ты что, генерал, нос повесил? Едем?
А Тирза быстро выбежала вон,
Открылась дверь. В плаще, закидан снегом,
Явился гость… Насмешливый поклон
Отвесил и,
как будто долгим бегом
Или волненьем был он утомлен,
Упал на стул… Заботливой
рукоюСняла Параша плащ, потом другою
Стряхнула иней с шелковых кудрей
Пришельца. Видно, нравился он ей…
Всё нравится, что молодо, красиво,
И в чем мы видим прибыль особливо.
После
всех вошел седой старик. Очевидно, его
сняли с теплой лежанки собственно для этого случая. Волосы у него были белые,
как снег, редкие усы и борода тоже.
Рука, опиравшаяся на длинную палку, дрожала. Под другую
руку его поддерживал молодой ямщик, вероятно, внук.
Стон вырвался из груди Васи. Он опустил
руку и поднял глаза на Аркадия, потом с томительно-тоскливым чувством провел
рукою по лбу,
как будто желая
снять с себя какой-то тяжелый, свинцовый груз, налегший на
все существо его, и тихо,
как будто в раздумье, опустил на грудь голову.
— Ну, вот видишь ли, матушка, — начала Виринея. — Хворала ведь она, на волю не выходила, мы ее, почитай, недели с три и в глаза не видывали,
какая есть Марья Гавриловна. А на другой день после твоего отъезда оздоровела она, матушка,
все болести
как рукой сняло, веселая такая стала да проворная, ходит, а сама попрыгивает: песни мирские даже пела. Вот грех-то
какой!..
— Кровь в девке ходит, и
вся недолга, — заметил Патап Максимыч, — увидит жениха, хворь
как рукой снимет.